Автор: Mad Selena
Название: Пути Создателя
Дисклеймер: все персонажи и мир D.Gray-Man принадлежат Хошино-сама
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Тики/Канда, Шерил/Канда, Аллен/Канда
Жанр: — слеш (яой), ангст
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: как ни странно, о любви
Предупреждение: жестокость, кровь, насилие.
читать дальшеЧасть 1-я
...Крики, кровь, пыль...
Он приходит в себя в небольшой узкой комнате. Стены отделаны серым камнем, единственное маленькое окно зарешечено.
Канда садится на диване, потирает лоб. Голова словно наполнена мокрой ватой.
Превозмогая себя, он встаёт на ноги.
Идёт к двери, дёргает за ручку. Закрыта.
Канда хмыкает. Два взмаха катаной - и путь будет открыт. На что они рассчитывают? Но он подождёт немного, надо же оглядеться, понять, где он: у друзей или у врагов.
На стене напротив - ниша с книгами. Заинтересованный, Канда начинает разглядывать корешки. Это всё Библии на разных языках. "Помолись перед смертью, экзорцист"! - он улыбается пришедшей на ум шутке.
За окном - ночь, и почти ничего не разглядеть.
" Как я оказался здесь? Помню бой с Акума, неравный бой. Нас четверо, а их - много. Первый, второй уровень... Ах, да, потом ещё появились Нои"...
Его размышления прерывает звук поворачиваемого ключа. Дверь открывается, на пороге стоит Ной. Тики, кажется.
Несколько секунд враги меряют друг друга взглядами, потом Тики расплывается в улыбке. Машет рукой с зажатой между пальцев сигареткой и говорит почти приветливо:
- Как самочувствие, господин экзорцист? Голова не сильно беспокоит? Я вовремя остановил Роад...
Не дослушав его, Канда выхватывает Муген из ножен и бросается на противника.
Тики поднимает руки вверх и говорит быстро:
- Эй-эй, я с мирными намерениями. Не бойся, особого вреда я тебе не причиню.
Канда против воли улыбается краем рта. Что? Какой-то чёртов Ной говорит, чтобы он не боялся его? Издевается, что ли?
А Тики, косясь на блестящее лезвие катаны у носа, продолжает:
- И я не стал бы на твоём месте размахивать своим ножичком направо и налево. Мало ли что... Если я скажу тебе, что от твоего поведения зависит, будут ли твои друзья жить, или нет?
Канда угрюмо отвечает после некоторого колебания:
- Сейчас каждый за себя.
Тики хмурится:
- Как же ты мне не нравишься, мальчик...
Он вздыхает и шагает прямо на лезвие катаны. Она проходит через его грудь, как сквозь туман. Рука мечника не ощущает никакого нажима. И хотя Канда знает о способностях Ноя проходить через любые предметы, ему становится не по себе.
А Тики подходит к нему вплотную и говорит задумчиво:
- Наказать бы тебя за это... Но ладно, пожалею...
Он затягивается сигаретой и выпускает в лицо Канды клубы сизого дыма со словами:
- Я даже не буду лишать тебя твоей драгоценной Невинности...
Впервые Канда видит его так близко. Черты лица Тики тонике, правильные. Он даже был бы хорош собой, если бы не эта кошмарного оттенка серая кожа и тёмные крестообразные стигматы на лбу. Такие почерневшие раны экзорцист до этого видел только у покойников.
И ещё глаза у Ноя по-кошачьи жёлтые. Нет, они скорее оттенка старого золота. Глаза, которых не может быть у обычного человека.
- Какая честь для меня! - запальчиво отвечает экзорцист. - Только я тебя самого сейчас кое-чего лишу! Невинность, акти...
- Успокойся! - Тики говорит так резко и повелительно, что Канда поневоле осекается. - Это переговоры. Белый флаг, понимаешь? Я не собираюсь с тобой сражаться. Просто говорю тебе последний раз, что, если начнёшь тут показывать свой характер, то с этими милыми мальчиками и девочкой случится нечто плохое.
При упоминании о Ленали боевой настрой Канды немного убывает. Помедлив, он молча возвращает Муген в ножны.
- Никаких "Невинность, активация!", договорились? - спрашивает Тики и, не дождавшись ответа, довольно кивает. - Вот и славно. А я присяду, с твоего позволения.
Он располагается на диване, затягивается. Канда сжимает кулаки. С каким удовольствием он бы сейчас врезал этому самодовольному Ною!.. Ничего, всё ещё впереди.
- Что... Что задумал Граф? Зачем мы нужны ему?
Ной тяжело вздыхает и возводит очи горе.
- Граф... Почему именно Граф? Вы считаете нас только жалкими приспешниками Создателя?
Ну, конечно, если я что и делаю, то только по указке Графа...
Запомни, мальчик: Мы - Семья Ноя, высшие из людей.
Да, мы служим Создателю, мы помогаем ему, но у нас есть и свои интересы, свои желания. И Граф уважает их.
Я могу делать всё, что угодно, если это не вредит планам Графа.
Мы действительно как одна большая семья.
Тики нехорошо щурится и, подавшись вперёд, касается холодными пальцами руки экзорциста.
- А вот ты, юноша, действительно марионетка своего Бога. Даже тряпичная кукла, я бы сказал.
Канда вздрагивает и отдёргивает руку.
- Ты... Ты что делаешь? И что за чушь несёшь? - голос его становится громче, он почти кричит:
- Ты кого Создателем называешь? Эту жирную свинью, которой вы задницу лижете? Да пошёл ты!..
Тики удивлённо моргает, затем хмурится и говорит тихо, но твёрдо:
- Я несу чушь? Хорошо, давай я объясню тебе, как и что устроено на этом свете, мальчик.
Есть ваш Бог, а есть Тысячелетний Граф.
Мы с тобой по разные стороны баррикад, потому что я на стороне Графа, а ты - Бога.
Граф - тот, кто нашёл на и объединил, поставил выше вас, мелких букашек.
У меня сейчас есть всё, чего я могу пожелать, а скоро будет ещё больше.
А вы... Экзорцисты... Жалкое зрелище... Мечетесь себе, сражаясь с бесконечной армией акума, как будто их станет меньше от этого...
А Он глядит на вас сверху, с немыслимой высоты, смеётся, наверное, в свою седую бороду, и даже не шевельнёт Божественным перстом, чтобы помочь вам.
Даже о дворовой собаке её хозяин заботится куда больше, чем ваш Бог - о вас.
Что Он сделал для тебя?
Дал Невинность?
И ты сильно этому рад, правда? Потому что ты вправе считать себя в чём-то выше остальных людей...
Только это не так, ты намного ущербнее их.
Вместо того, чтобы жить полной жизнью, учиться, влюбляться, бегать на свидания,целоваться с девочками, напиваться с друзьями, получать образование, завести семью - ты заперт в четырёх стенах, и выходишь оттуда (тебя выпускают) лишь для того, чтобы сражаться с Акума, в который раз подвергая себя опасности.
Ты видел Его? Разговаривал с Ним?
Он хоть раз показал тебе своё лицо?
Почему ты сражаешься с нами? Это Он тебе велел? Сам лично? Ты слышал, как Он говорил это?
Или тебе сказали другие? Те, кто преследуют свои личные цели, и ты для них не более чем пешка.
А, может... Может, Ему наплевать на этот мир. Он бросил его и вас в нём на произвол судьбы.
Тики затягивается сигаретой и на некоторое время замолкает.
Канда угрюмо смотрит на него и тоже хранит молчание.
- Когда-то я тоже верил в Него, - наконец говорит Тики, глядя в пустоту перед собой. - Верил ему. Жил себе и жил, святым не был, но и законченным злодеем тоже... Бродил себе по свету...
Он снова вдыхает сигаретный дым. Меж красивых чёрных бровей появляются две морщинки.
- Сначала меня стали мучить кошмары по ночам. События семитысячелетней давности. Потопы воды с неба, ощущение полной безысходности, крики тонущих, тьма, а потом - бескрайнее море и запредельная ненависть к Тому, кто заставил меня пройти через это.
Я испугался, начал ходить в церковь, стал молиться... А у меня на лбу открылись кровоточащие раны. И ни один доктор ничего не мог сделать с ними.
Это сейчас я понимаю, что стигматы - знак Избранных, наш Терновый венец. А тогда я был в ужасе от того, что меня изуродовала какая-то неизвестная болезнь.
Я молился непрерывно, исповедовался во всех грехах...
И как ты думаешь, ко мне явился Тот, кого я так страстно призывал? Отнюдь. Бог так легко отдал меня, словно ненужную вещь. У него ведь нас так много...
Вместо него явился Граф. Вместе с моим братом, которого я не видел уже много лет, и этой милой девчушкой, Роад.
"Ну, вот, ты пробудился, Дитя Ноя, - сказали они. - Добро пожаловать в Семью"... И всё сразу стало на свои места...
- Так что ваш Бог - всего лишь пустое место, - бодро заканчивает Тики.
Канда глядит исподлобья. Это Ной бесит его. Раздражает сильнее, чем Историк-младший и Стручок, вместе взятые.
- Ты можешь говорить всё, что угодно,- высокомерно начинает экзорцист, - но я никогда...
- Правда? - сияет Тики. - Вот спасибо. Ну, тогда я добавлю, что Граф давно бы уже стёр весь ваш Чёрный Орден с лица Земли, если бы вы не были нужны ему, жалкие ничтожества...
Предел терпения Канды достигнут, и с криком:
- Заткнись уже, наконец! - он выхватывает Муген и бьёт по Ною... По тому месту, где он сидел только что.
" Сквозь землю он провалился, что ли"? - раздражённо думает экзорцист.
Он понимает, что тот может провалиться сквозь землю в прямом смысле этого слова.
Плечо его крепко сжимают тонкие длинные пальцы, и тихий голос Тики произносит за его спиной:
- Если бы ты знал, мальчик, как во мне сейчас бушует всё, как громко кровь Ноя требует уничтожить тебя вместе с твоей Невинностью.
Канда замирает; губы Тики едва не касаются его уха, и свистящий, сдавленный голос Ноя шелестит:
- Я так хочу убить тебя...
По коже экзорциста пробегает мороз, столько ненависти в этих словах. Но он подавляет в себе зарождающееся чувство страха и с криком:
- Попробуй! - не глядя, бьёт мечом назад. И снова никого не задевает.
-Куда он делся снова? - в растерянности думает Канда. Но вот в его правое запястье впиваются пальцы Ноя, злобно выкручивая руку. Экзорцист вскрикивает от боли, рука непроизвольно разжимается.
Муген со звоном падает на каменный пол; пинком Тики отшвыривает его подальше.
- Что за детский сад? - шипит он. - Я же сказал, что не буду убивать тебя. Да, я ненавижу тебя, как любой член семьи Ноя, и еле сдерживаю себя, но я цивилизованный человек...
Он рывком разворачивает Канду и прижимает его к стене, руками держа его запястья, а коленями - ноги, и заканчивает:
- ...И могу дать своей ненависти совсем другой выход.
И, прежде чем Канда успевает среагировать, Тики прижимается к его губам своими.
Канда широко раскрывает глаза. Сумасшедший Ной... Какого чёрта...
Он видел до этого Ноев не раз, и они всегда казались ему этакими ожившими мертвецами. Серая кожа, чёрные раны - даже их плоть, думал он, холодная, склизкая и тошнотворно мягкая.
А губы Тики тёплые, живые, крепкие губы молодого мужчины. С сильным привкусом табака.
На мгновение Канда позволяет Ною целовать себя, на один краткий миг, но потом, опомнившись, начинает мотать головой, вырываться изо всех сил. У него даже получается ударить, пусть и несильно, Тики в лицо.
Ной чуть отстраняется и слегка морщится.
Вдруг он отпускает левое запястье Канды. Экзорцист замахивается освободившейся рукой... и чувствует пальцы Тики у себя между ног.
Вскрикнув, он хватает руку Ноя, пытаясь убрать её от своего паха, но другая рука Тики разжимает его запястье и ложится ему на шею. И стискивает горло, словно щипцами.
Обеими руками Канда пытается оторвать его пальцы от горла, только Ной держит крепко, и пальцы его - как стальные прутья.
А другая рука его в это время уже под одеждой. Канда пытается отодвинуться, морщась от гадливости, но Ной держит крепко.
Экзорцист машет рукой, стараясь задеть Тики, и снова неловко бьёт его по лицу, но тот сразу же стискивает пальцы правой руки, и Канда закусывает губу, чтобы не взвыть от боли.
Ной, торжествующе глядя на свою жертву сквозь полуприкрытые веки, двигается нарочито медленно. Он слегка приподнимает крайнюю плоть, опускает её, чуть касается подушечками пальцев открывшейся головки члена, а потом его рука перемещается ещё дальше, и теперь он уже не церемонится.
Канда стискивает зубы, рычит от бешенства и боли, бьётся, но проклятый Ной обладает, кажется, нечеловеческой силой. Он держит свою жертву не настолько сильно, чтобы причинить серьёзный вред, но ощутимо, чтобы Канда предпочёл удерживать именно эту руку.
Экзорцист видит лицо Тики, и по коже проходит мороз.
Оно совершенно непроницаемо, это лицо. Веки полуприкрыты, жёлтые глаза смотрят презрительно. Да, ноздри тонкого носа раздуваются, он тяжело дышит , но на лице Тики холодная ненависть, и всё, чего он хочет достичь - унизить врага, показать ему, кто сильнее, кто здесь главный.
Это всё так мерзко, так отвратительно, и хуже всего чувство собственного бессилия... Канда не может постичь, не может принять это - что он совершенно беспомощен.
Против воли внутри него поднимается тёплая волна, она растёт, это так унизительно, но хочется большего... Нет, он позволит этому треклятому Ною!.. Не надо, не надо... Не надо... останавливаться...
Канда запрокидывает голову, громко выдыхает.... и понимает, что всё кончено.
Тики, брезгливо морщась, встряхивает рукой, небрежно вытирает пальцы о плащ экзорциста, и отпускает, наконец, его горло.
Экзорцист еле стоит на ногах, опираясь о стену рукой, и тяжело дышит. Он не может себя заставить поднять глаза, невыносима сейчас сама мысль увидеть ухмыляющееся лицо Ноя.
А Тики поворачивается к нему спиной, изящным жестом поднимает с пола Муген и говорит насмешливо:
- Ну, что, мальчик, ты всё понял? Понял, зачем мы поначалу оставили тебе твой меч?
Канда, не помня себя, бросается к нему - и останавливается, потому что лезвие катаны в дюйме от груди, а с другой стороны за рукоять его драгоценного Мугена держится Ной.
- Только для того, чтобы ты понял, что даже со своей Невинностью против нас ты - никто, - чеканит Тики. - А сейчас я, пожалуй, заберу с собой твою игрушку. Ты мне не нравишься, хотя с тобой, оказывается, может быть очень забавно. Говорят, твои раны заживают очень быстро? Я ещё приду, чтобы это проверить, - и он выходит из комнаты.
На ватных ногах Канда подходит к дивану и мешком падает на него.
Он обхватывает себя руками, стараясь унять озноб.
Двигаться противно, и противно даже касаться себя.
Его трясёт.
Пальцы Ноя... Он всё ещё ощущает их прикосновение, и будет чувствовать очень долго, Канда знает это.
Но больше всего его шокирует даже не то, ЧТО Ной сделал с ним, сколько то, ЧТО он сказал. Тогда, про Бога.
Зачем, зачем всё это было - откровенность Тики, его рассказы о своём прошлом?
Сначала Канда думал, что это была попытка перетянуть экзорциста на свою сторону, расположить к себе. Но нет, нет... Тогда бы он не стал делать.. делать то, что сделал потом... Сволочь...
Тики просто хотел открыть ему глаза, показать глупому, наивному экзорцисту то, что ясно видел сам.
Потому что он прав... Этот ублюдочный Ной прав во всём...
Канда и сам уже давно не ощущал присутствие Бога в своей душе и в своём сердце.
Вот только... Что ему делать теперь?
Часть 2-я
Я человек, испытавший горе от гнева Его.
Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет.
Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою;
измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои;
огородил меня и обложил горечью и тяготою;
посадил меня в темное место, как давно умерших;
окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои,
и когда я взывал и вопиял, задерживал молитву мою;
каменьями преградил дороги мои, извратил стези мои.
Он стал для меня как бы медведь в засаде, лев в скрытном месте;
извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто...
«Плач Иеремии», глава 3
Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет.
Так, Он обратился на меня и весь день обращает руку Свою;
измождил плоть мою и кожу мою, сокрушил кости мои;
огородил меня и обложил горечью и тяготою;
посадил меня в темное место, как давно умерших;
окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои,
и когда я взывал и вопиял, задерживал молитву мою;
каменьями преградил дороги мои, извратил стези мои.
Он стал для меня как бы медведь в засаде, лев в скрытном месте;
извратил пути мои и растерзал меня, привел меня в ничто...
«Плач Иеремии», глава 3
***
- ...Живым попал в руки врага.
- Не торопитесь, - сухо обрывает Левилье. - Не торопитесь с выводами. Кто сказал вам, что они оставили ему жизнь? Возможно, оставили, но превратили в Черепа. Да и, кроме того, его Невинность уничтожена - в этом нет ни малейшего сомнения - поэтому как экзорцист он отныне бесполезен.
Комуи поджимает губы. Он много что хотел бы сказать этому человеку...
Но не стоит. Устроив скандал, он всё равно не вернёт Канду. Да, Малькольм Левелье всё говорит верно, но... Но...
Но Комуи просто не хочет верить холодным логичным доводам.
- И кроме того, если ваш экзорцист мог рассказать врагу о наших плана?
- А он знает что-то такое, чего не знает Граф? - устало говорит Комуи. - Кроме того, вы сами прекрасно понимаете, что Графу ничего не стоит прихлопнуть нас одним ударом.
У Левилье удивлённо вдёргивается бровь.
- ...Ты... Ты забываешься, Комуи!
- Мне самому противно это говорить, но раз мы ещё в живых, то зачем-то ему нуж...
- Ли, - резко обрывает инспектор. - Вы устали, пожалуй. Продолжать разговор не имеет смысла. Идите, отдохните.
Комуи замолкает, измученно кивает и поворачивается, чтобы уйти.
Но Левилье окликает его:
- Поверь, мне это тоже небезразлично. Канда Юу был одним из сильнейших бойцов. Наши ряды понесли огромную потерю в его лице. Но, к сожалению, сделать уже ничего нельзя. Понимаешь, Комуи? - говорит Левилье с нажимом. - Ничего. Нельзя. Сделать.
- Можно попробовать поискать его...
- Сверху запретили спасательную миссию! - отрезает Левелье. - Это напрасная трата времени и человеческих ресурсов. А у нас на счету теперь каждый.
- Так бы сразу и сказали, - Комуи пожимает плечами и уходит к себе в кабинет.
"Сильный боец... Конечно, можно жалеть только об этом... Попользовались и выбросили..."
- «Скорбь и горесть постигли меня; заповеди Твои - утешение моё»... Что тебе не нравится? Это Священное Писание, юноша! Я каждый раз словно заново его для себя открываю. Ну, что молчишь?
Тики стоит с книгой в руках, около его ног скорчился экзорцист.
- Я спросил тебя, - Ной повышает голос. – Почему ты молчишь, когда я тебя спрашиваю?
Он наклоняется и бьёт книгой юношу по лицу. Тот не защищается, лишь приподнимает руки, стремясь закрыть голову. Тики злобно хватает его за запястье, дергает руку вниз.
- Не смей закрываться, когда я тебя наказываю, - он снова бьёт его, потом тычет книгой в лицо. – Слушай, а ты вообще умеешь читать, а? Ты, маленький японский дикарь?
- …
-Что? – Тики не верит собственным ушам.
- Пошёл в задницу, - шепчет экзорцист разбитыми губами.
Открыв рот, хлопая ресницами, Ной в секундном замешательстве смотрит на него. Потом смеётся.
- Ты просто очень глупый, да? – он почти нежным жестом берёт Канду за волосы и оттягивает его голову назад. – Ты ничему не учишься. Или у тебя плохая память? Ты забыл, как кричал, когда я сломал тебе руку? Или когда Тизы погрызли тебя? Хочешь ещё?
Канда закрывает глаза и ничего не отвечает. Ной наклоняется к нему, шепчет:
- Сегодня я прощаю тебя, - ещё ближе, касаясь своими губами губ экзорциста, добавляет:
- Но только сегодня.
И поцелуй, долгий, такой приятный и сладкий для Тики, потому что вкус крови во рту, и потому что Канде больно, и потому что этот красивый мальчик ненавидит вот такие вынужденные, противные ему прикосновения. Этот поцелуй затягивает, Удовольствие Ноя прижимается к юноше ближе, и не сразу чувствует давление на грудь.
Он останавливается, неохотно отрывается от таких восхитительных губ и с удивлением смотрит, как экзорцист худой рукой отталкивает его от себя.
- Ну, что ты будешь с ним делать, - смеётся Ной. – Я сломаю тебе ещё и эту руку… Но завтра. А сейчас мне нужно уйти. Дела-дела…
Он поднимается, оправляет одежду и вдруг замечает на белой рубашке кровавое пятно. Тики хмурится.
- В придачу ещё испачкал меня. Нет, я точно накажу тебя, когда вернусь сюда. И, наверное, не буду тянуть до завтрашнего вечера, а сделаю это прямо с утра. А сейчас – спокойной ночи тебе, мой маленький зверёныш.
И он уходит. Уходит сквозь запертую дверь.
Канда остаётся один.
***
Он не знает, сколько времени уже провёл здесь, в узкой тёмной комнате с единственным зарешеченным окном.
Он живёт от одного визита Тики до другого. Ной обычно приходит под вечер и задерживается на час-полтора, очень редко – на два.
После его визитов Канда отлеживается ночь, а наутро начинает метаться по своей клетке, искать хоть какой-нибудь способ, чтобы выбраться отсюда.
У него нет Мугена, ничего больше нет, но сдаваться он всё равно не намерен. Несколько дней назад он напал на Акума, которая пришла убраться в комнате. Закончилась попытка плачевно – Акума почти убила его, и если бы не Тики, который пришёл посмотреть, не буянит ли пленник, Ною некого было бы больше мучить. Странно, в тот день он не тронул его. Зато отыгрался на следующий.
Ещё Канду беспокоит мысль – как там остальные? Тики сказал, что их всех схватили, и Мояши, и Кролика, и Линали. Только с тех пор Тики молчит об их судьбе, а спрашивать его Канда не хочет. Унижать себя перед врагом просьбами?
Однако если Ной издевается над ними… То Канда в лепёшку расшибётся, но убьёт его безо всякой Невинности.
Мрачно глядит он, как медленно-медленно с рук сходят кровоподтёки. Безумный ублюдок. Левелье и его шайке надо взять его к себе. Чтобы он помогал на допросах. Или, наоборот, это Левелье нужно пойти на службу к Тики. Многому научится.
Этот Ной… Почему-то после того, как он убедил Канду, что Бог давно оставил их, Чёрный Орден, и теперь они брошены на произвол судьбы – Тики с садистским удовольствием читает ему вслух Святое писание.
Мечник никогда не придавал особого внимания религии, никогда не задумывался о Высших материях, для него всё это было неважно. Это он так раньше думал. А сейчас, в плену, Канда чувствовал себя брошенным. Брошенным всеми.
Эти книги… Их противно касаться, на них противно смотреть, они лживы от первого до последнего слова. И теперь они в сознании Канды связаны с тихим саркастичным голосом Тики. «Что тебе не нравится? Это Священное Писание, юноша»!
И вдруг Канде в голову приходит одна мысль. Если он сделает задуманное, ему будет очень, очень плохо – Тики в долгу не останется. С другой стороны, Ной всё равно будет издеваться над ним. И это – единственная возможность хоть как-то с ним поквитаться.
***
- Не понимаю, с чего бы вдруг тебе припекло посмотреть на него, - бормочет Тики, поворачивая ключ в замке. – Ты никогда раньше не видел экзорцистов?
- Мне кажется, это у тебя кое-где печёт, братец, - хихикает Шерил. – А что касается экзорцистов…
Он заходит следом за Тики и с размаху утыкается носом в его спину.
- В чём дело, дорогой мой?.. О…
Посреди комнаты, словно засыпанной снегом, стоит худенький экзорцист, сквозь сальные тёмные волосы блестят злые глаза. В руках у юноши книга, уже наполовину разодранная. И Шерил понимает, что белые хлопья на полу - это обрывки страниц. Канда порвал все книги, что были в его комнате.
Тики стоит молча, с широко раскрытыми глазами. Экзорцист рвёт последнюю страницу в руках и кидает клочья прямо ему в лицо. И несколько секунд наслаждается зрелищем растерянного Ноя, в чёрных кудрях которого теперь ярко выделяются белые кусочки бумаги.
Шерил громко смеётся, ему это зрелище тоже кажется весьма забавным.
Тики медленно приходит в себя, звереет, делает шаг вперёд и наотмашь бьёт экзорциста по лицу. Канда падает на пол около стены, Ной наклоняется над ним, снова замахивается.
И удивлённо оглядывается на Шерила, который перехватил его руку.
- Зачем ты так? Можно и без крови, – Шерил садится на корточки около Канды, помогает ему сесть. Поднимает с пола обложку книги и машет у японца перед носом.
- Мальчик, ну ты и варвар. Нельзя так обращаться с книгами, понимаешь? А что за книга, кстати?.. «Библия»? Тики, ты решил сделать из этого прелестного юного оборванца христианина? – Шерил снова хихикает. – А ты, мальчик – что ты имеешь против Бога?
- Не говори со мной о Боге, - угрюмо отвечает Канда. Этот Ной ему нравится ещё меньше, чем Тики, хотя он пока ничего ему не сделал. Просто экзорцист интуитивно чувствует, что этот манерный человек ещё опасней и страшней.
- Ну и ну, - Шерил качает головой. – Ты не хочешь говорить о нём со мной, или просто не хочешь говорить? – старший Ной поворачивает голову к Тики и говорит с лёгким восхищением в голосе: - Мои поздравления, братец, ты промыл ему мозги не хуже Роад. Ладно, хватит ненужных дискуссий…
Он протягивает руку и гладит Канду по щеке. Экзорцист хочет отбросить его руку, но обнаруживает, что не может двинуть ни единым мускулом.
- Не удивляйся, моё солнышко, такие у меня способности, - улыбается ему Желание Ноя. А затем другим, жёстким голосом, обращается к Тики: - Граф же велел убить его, а Невинность уничтожить?
- Успеется, - в тон ему отвечает Удовольствие Ноя. – Посмотри на него, ему осталось недолго. Не сегодня-завтра я покончу с экзорцистом.
Узкие губы Камелота растягиваются в злую усмешку. Он ещё раз проводит рукой по лицу Канды, потом его серая длиннопалая ладонь ложится на голую грудь пленника.
- Я понимаю тебя, Тики. Он так хорош, что тяжело заставить себя вот так взять и уничтожить. Разве что грязноват немного. Только зачем было скрывать его от нас? Крики этого юного самурая слышали Акума на всех этажах замка. Ты горячая штучка, верно, мальчик? Мне тоже хочется попробовать тебя немного.
- Шерил!.. – угрожающе говорит Тики.
- А? В чём дело? Тики, чего ты так бесишься? Не тебе же одному всё удовольствие. Или, - голос Камелота становится вкрадчивым, ядовитым, - или ты испытываешь к нашему чумазому азиату какие-то особые чувства?
Тики громко фыркает.
- Ты бредишь, Шерил. Нам пора уже быть у Графа, - он вынимает часы из кармана и показывает циферблат Шерилу. – Всё, идём.
- А я задержусь, - не поворачивая головы, отвечает министр и продолжает касаться тела Канды холодными тонкими пальцами. – Так, с какой же стороны к тебе подступиться, мальчик? Давай-ка ты повернёшься вот так…
- Что?! – лицо Тики становится почти одного цвета с его стигматами. – При мне?..
Шерил поднимает на брата прозрачные жёлтые глаза.
- Я не держу тебя, милый мой. Если это так ранит твою нежную психику, ты можешь уйти. Ну, же, - хохочет он, - Граф ждёт, поторопись!
Лорд Микк резко поворачивается и выходит, громко хлопнув дверью.
С минуту Камелот сидит молча, прислушиваясь к доносящимся из коридора звукам. Потом тихонько смеётся, наклоняется к Канде и говорит вполголоса:
- Не смотри на меня так, я не собираюсь тебя… пробовать. Не особо люблю мальчиков, а тем более азиатов. Хотя, если бы Тики предпочёл остаться и понаблюдать… - Шерил громко вздыхает. – Чего не сделаешь ради брата.
Он садится на пол около неподвижного Канды и нежно хлопает его ниже спины.
- Видишь ли, он в последнее время стал таким странным. Если раньше наш брат проводил с нами вечера, обсуждал планы нападения на вас, или просто скрашивал нашу компанию, то вскоре после твоего пленения его как подменили. Он стал где-то пропадать.
Не составило большого труда выследить его, а Акума рассказали мне, с кем мой дорогой Тики коротает время.
Знаешь, я бы и слова не сказал, но уже почти три недели, как он нянчится здесь с тобой, и ему, похоже, до сих пор не надоело. Даже взгляд у Тики стал другим, каким-то… Более живым, если хочешь. И я тебе не завидую, потому как мой брат или не понял сам, что он к тебе чувствует, или понял и бесится, но ничего не может с собой поделать. Его страсть сокрушительна, дорогой мой, - Шерил снова хихикает своим визгливым смешком, потом сам себя резко обрывает. – А нам хватает одного влюблённого Ноя. Вот только Роад ведёт себя не в пример разумнее.
Ной наматывает на пальцы прядь волос Канды и резко дёргает.
- Семью это беспокоит, понимаешь? Взять бы и оторвать тебе голову, маленький грязный экзорцист, оторвать твоими же руками!
Рука Шерила на спине у Канды опасно напрягается, и у экзорциста сразу же начинает выворачивать суставы, и трещат кости, и мышцы натягиваются, как струны.
- Но, - добавляет Ной, и тело Канды безвольно опадает, - я не хочу расстраивать братишку. А он очень сильно обидится, если найдёт по возвращении свою драгоценную куколку мёртвой. Поэтому мы поступим мудрее…
Шерил встаёт, достаёт носовой платочек и протирает руки с брезгливой гримаской. Смеряет японца холодным взглядом.
- Всё равно это скоро закончится. И ты пожалеешь, что тебя не убили сразу, мой подувядший небесный лотос.
Министр выходит, и словно кто-то невидимый отпускает Канду. Он снова может двигать руками, ногами. Только нет сил.
Кое-как экзорцист становится на четвереньки. Ползёт в тот угол, где обычно спит, и сворачивается там калачиком.
Сказанное Шерилом не укладывается у него в голове. Тики испытывает к нему страсть. Это прекрасно объясняет то, что с ним вытворяет этот чокнутый ублюдок. Страсть мучить, калечить, пытать.
А семья Ноя против. Как мило с их стороны. «Это скоро закончится». Они убьют его. Граф давно уже был уверен, что Канда мёртв, и теперь они точно убьют его, но тайком от Тики.
Когда-то Канда боялся смерти, он и сейчас боится. Кроме того, у него в жизни осталось незаконченное дело...
Но как только он вспоминает, что завтра к нему снова придёт Тики… Нет, это малодушие. Он выдержит, он всё выдержит, и обязательно найдёт способ бежать отсюда… Потому что больше не на что рассчитывать.
***
За столом Графа Тики сидит как на иголках. Шерила нет ОЧЕНЬ долго. Минуты тянутся бесконечно.
Тики кусает губы, отвечает невпопад; Роад несколько раз спрашивает, хорошо ли он себя чувствует. Плохо, хочется ответить Ною. Потому что перед глазами у него смуглый мальчик-экзорцист, и Шерил, этот садист. Что он делает сейчас с ним? С его, Тики, законным трофеем?!
Он потрясающий, этот молодой человек. Эта его быстрая регенерация, Тики раньше не встречался ни с чем подобным. С ним можно было делать всё, что угодно - в пределах разумного, конечно, хотя иногда Удовольствие Ноя позволял себе доходить до крайностей. Избить его до полусмерти, или натравить на него Тизов, и, насладившись зрелищем, уйти, оставив корчащее от боли, практически лишённое кожи существо – а на следующий день найти в забрызганной кровью комнате всё того же хорошенького мальчика без единого шрама. Только выражение глаз его менялось – теперь это были глаза человека, познавшего крайнюю степень страдания.
Наконец Шерил появляется. Он демонстративно поправляет галстук, на вопрос Роад: «Где ты был, папочка»? отвечает томно: «Папочка был очень занят, моя дорогая», и садится за обеденный стол.
Перехватив взгляд Тики, Шерил расплывается в довольной улыбке и одними губами произносит: «Он просто чудо!»
Лорд Микк сжимает кулаки, борясь с неудержимым желанием накинуться на брата. Но так он лишь выставит себя на посмешище. Мальчишка. Завтра он отыграется на нём.
***
Бой закончен, в живых остался лишь один Акума. Он верещит, пытается вырваться из цепкой хватки Чаоджи, но разъярённый китаец тянёт изо всех сил, разрывая механическое тело.
- Вы все сдохнете, - пищит Акума. – Все! Один ваш дружочек у нас, и он уже почти сдох!
Чаоджи растерянно останавливается. И спрашивает врага срывающимся голосом:
- Ты о Канде? Об экзорцисте с катаной? Где он?
- Не скажу, не скажу, не скажу! – Акума заливается безумным смехом, но Чаоджи снова напрягает мускулы, и смех обрывается.
***
Японец никогда ещё не видел Ноя таким взбешённым.
Тот врывается в комнату, сквозь дверь, как обычно, хватает Канду за горло и рывком ставит на ноги.
- Что он делал с тобой? Тебе нравилось? – шипит Ной. Экзорцист вспоминает слова Шерила, и на его губах против воли появляется кривое подобие улыбки.
Тики потрясённо смотрит на него, на секунду ему в голову приходит мысль, что самурай сошёл с ума, не выдержав мучений, и он швыряет Канду на пол.
Японец громко выдыхает, ударившись спиной о каменную плитку. Ной склоняется над ним.
- Если ты получил удовольствие от того, что делал с тобой мой брат, тогда ты не будешь возражать против меня, а?
Мимолётный приступ веселья Канды проходит; ему страшно, потому что лицо Тики уже не кажется красивым, оно искажено злобой. Экзорцист сопротивляется изо всех сил, извивается под тяжёлым телом Ноя, и тот, удивлённый, не может сразу с ним справиться.
- Не смей вырываться! Лежи спокойно, не то я велю Тизам отгрызть тебе голову, - рычит Тики.
- Пусть… Всё равно это лучше, чем…
Ной останавливается, улыбается саркастически.
- А я уж думал, что ты лишился своей гордости в тот день, когда кончил у меня на глазах. Мальчик, мальчик… Почему же мне легче переломать тебе все рёбра, чем добиться хоть малейшего проявления любви, а?
- Ты, - задыхается Канда, - ты для меня хуже червя, противнее слизняка. Умереть и то лучше…
Ной хохочет в голос.
- И это ты мне говоришь? Ты, находясь в таком положении, маленький жалкий грязный азиат, смеешь говорить мне такое? Ой, не могу…
Тики садится рядом с Кандой. Тот пытается отползти в сторону.
- Скажи мне, зачем ты сопротивляешься? – с интересом спрашивает Тики. – У тебя ведь нет ничего больше. Нет Бога, нет твоей Невинности, цели в жизни. Ради чего?
- Во-первых, кто тебе сказал, что у меня нет Невинности? – огрызается Канда, пытаясь встать на ноги. Тики приподнимает брови. – А, кроме того, даже если и так, и у меня ничего не осталось – разве это повод давать всяким ублюдочным Ноям лапать себя?
- Два - ноль, мальчик, - тихо говорит Тики. – Только знаешь что? Раз у тебя нет желания быть со мною поласковее, то придётся мне искать любви в другом месте. Та девочка, тоже азиатка, Линали, кажется… Она точно будет посговор…
Договорить он не успевает, потому что получает мощный хук слева.
- Не смей трогать Линали! – орёт взбешённый Канда и бьёт его ещё раз, потом ещё – но в третий раз рука проходит сквозь тело Тики, как сквозь воздух. А потом на запястье Канды смыкаются стальные пальцы.
- Три – ноль, - произносит холодный голос Ноя. – Ты застал меня врасплох. Только сейчас я возьму реванш.
Сильный удар в лицо, и Канда теряет сознание.
***
- …На севере Франции? Этот замок полуразрушен, там давно никто не живёт.
- Доверять словам Акума? А если это ловушка? Ведь девяносто девять против одного, что нас заманивают под удар!
- Я никого не заставляю, - отрешённо говорит Комуи. - Я лишь прошу. Это единственная зацепка, единственная возможность вернуть его. Да, он, может быть, уже давно мёртв, а Муген разрушен. И Ватикан запретил нам спасать его. У меня нет вашей силы, я не могу пойти с вами. И уговаривать вас не буду. Только повторяю – если вы не пойдёте сейчас, вы точно никогда уже не сможете его спасти.
***
Когда Канда, ещё полуоглушённый, приходит в себя, он стоит на четвереньках на полу. Сзади него, прижимаясь горячим телом, на коленях стоит Ной. Рукой он зажимает рот экзорцисту, другая у Канды между ног.
Когда до японца доходит смысл происходящего, он дёргается, пытаясь стряхнуть с себя Ноя, но тот лишь сильнее прижимает к себе жертву.
- Не трепыхайся, мой маленький небесный лотос, сегодня я намерен получить очень большое удовольствие. - смеётся Тики, - И ты меня очень обяжешь, если не будешь совершать лишних телодвижений.
Канда возмущённо мычит, но ладонь Ноя плотно прилегает к его лицу, невозможно даже разжать челюсти и цапнуть насильника за пальцы.
- Ну, ну, мы же не хотим, чтобы такой светлый момент соития был испорчен твоей бранью, маленький мой зверёныш?
Он наваливается на экзорциста всей своей тяжестью, и Канда напрягает руки, только чтобы не уткнуться носом в грязный каменный пол.
С гадливостью он ощущает, как к его бедру прижимается тугое горячее достоинство Тики. Даже в этом плане прямые потомки Ноя не отличаются от обычных людей.
Ной тяжело дышит, губы его совсем близко к уху японца, и шёпот обжигает кожу:
- Но я же не могу допустить, чтобы удовольствие было односторонним? Не пугайся… И не недооценивай меня – это пока только палец. Я забочусь о том, чтобы твои болевые ощущения были сведены к минимуму…
Одновременно с этими словами рука Ноя начинает сначала слегка, а потом всё сильнее и сильнее поглаживать член экзорциста. Канда дёргается ещё и ещё раз, почти воет от бессилия, потому что это в тысячу раз противнее, в миллион раз хуже, чем обычные избиения.
Такое было уже, когда он только попал сюда, во время первой встречи с ним, и стало для Канды настоящим шоком, но тогда Тики не заходил настолько далеко.
Против воли его тело отвечает на прикосновения Ноя, мечник отстранённо чувствует свою эрекцию. Это то, что он не хотел бы ощущать, как он не должен реагировать, нет, нет…
Резкая боль возвращает его к реальности. Он не сразу понимает, что это, откуда, а Ной двигается, стиснув зубы, резкими толчками он входит в него. Пока не вошла головка члена, Канда не чувствовал боль, отвлекшись на ласки Тики, но сейчас это ощущается острее.
Канда извивается всем телом; Тики шипит сквозь стиснутые зубы:
- Ну, что за родео… Тише, я сказал тебе, а то мне снова входить в тебя! И это будет ещё больнее, потому что нежничать я больше не буду!
Движения его становятся всё сильнее, всё настойчивее. Канда давится собственным криком, дёргается снова и снова, но добивается лишь ещё более неприятных ощущений. Потому что Ной действительно «не нежничает».
Сжав зубы, полуприкрыв глаза, Тики двигается всё более и более быстро. Теперь он понимает, что с первого раза, как увидел этого мальчишку – он хотел именно этого. Войти в него, почувствовать его.
Внутри этого хорошенького экзорциста так узенько, так сухо, так туго заходить в него - это совсем не как с женщиной, совершенно по-другому. Намного лучше. Пусть самому неприятно, и даже кожу члена саднит, она так натянута, потому что сухо, сухо… Но ещё пара движений, экзорцист вздрагивает всем телом, громко мычит от боли, и двигаться становится легче.
По внутренней стороне бедра Канды стекает багровая тёплая капля. Кровь.
Тики убирает ладонь с его рта.
- А теперь кричи. Я хочу теперь, чтобы ты кричал как можно сильнее. Ну, же, ну!
Но зубы Канды стиснуты, глаза зажмурены, и он лишь слабо вздрагивает в такт болезненным толчкам.
«Тики! Пора уходить! Ты где?»
Роад.
Тики еле удерживается, чтобы не выругаться вслух.
«Я скоро присоединюсь».
«Но, Тики!..»
«Заечка, я же говорил тебе – «дядя Тики», так должны говорить воспитанные девочки своим родственникам. А ты, братец»…
Ной останавливается, тяжело дышит. На лице его блестят мелкие капельки пота, чёрные вьющиеся пряди прилипли ко лбу.
« Шерил, я же сказал – сейчас приду».
Голос старшего брата даже в голове Тики звучит насмешливо.
« Ах, ты занят? Если не можешь сам справиться с неотложным делом – я могу помочь. Мне прийти?»
Не сдержавшись, Тики бранится вслух.
« Брат, ты вульгарен. Я повторяю тебе, - голос Шерила теперь стальной, натянутый, как металлический трос, - они уже в пути, и если ты сейчас же не покинешь это здание – я сам иду за тобой».
Тики снова бранится. Нехотя он отпускает экзорциста, и Канда тут же отползает в угол.
«Хорошо, я буду через минуту».
Тики поднимается, отряхивает колени, заправляет рубашку. Смотрит на японца, и на лице его появляется злая усмешка.
- Это не всё. Мы не закончили. Ты не думай, что так легко отделаешься, самурай.
Один шаг к Канде – и тот вжимается в стену, глядя на Ноя безумными глазами, на протянутую к нему руку со скрюченными пальцами.
- Мы с тобой ещё встретимся, мальчик. Я обещаю, мы очень скоро встретимся.
Тики делает движение рукой, словно снова хочет схватить Канду за горло, но сжимает пальцы и выходит как обычно, сквозь дверь.
***
В комнате темно. Но его глаза уже привыкли к этому, и видно очертания предметов.
Он ждёт. Ждёт, когда Ной придёт снова. Потому что знает – теперь он точно умрёт, но не позволит к себе прикоснуться. Броситься на него, целясь в лицо, застать врасплох…
Где-то вдалеке слышатся голоса. Акума? Снова на уборку? После того случая, когда он схватился со вторым уровнем, они больше не приходят. Но сейчас… Сейчас они получили точный приказ избавиться от него, как и говорил Шерил.
Он прижимает руку ко рту, потому что понимает вдруг – нет, это снова Тики. Он же обещал, что придёт скоро.
«Пожалуйста, только не это. Только не он… Господи, я прошу… Нет, ты не поможешь… Граф, если ты можешь слышать меня – я не хочу этого. Просто убейте меня, но не это снова»…
В полубезумном состоянии Канда не осознаёт, что приближающиеся шаги слишком лёгкие для крупного Ноя.
Дверь распахивается, и на мгновение мечника пронзает ужас – он понимает, что не может пошевелить ни единым мускулом, и не способен сопротивляться.
Но на пороге стоит не Ной. Это невысокий подросток с взъерошенными белыми волосами и мечом в единственной руке.
- Канда, ты здесь? – зовёт подросток. – Мы пришли за тобой! – он вглядывается в темноту и не сразу замечает забившегося в угол экзорциста. – Канда, это ты?.. Канда... Боже мой…
***
Аллен сидит у окна и машинально стучит пальцем по спинке кровати. Потом бросает взгляд на циферблат часов.
Уже три часа, как мечник сидит в душе, и оттуда не доносится не единого звука. Аллен хмурится – неужели что-то случилось? Или… У него перехватывает дыхание. Неужели Юу настолько замучили Нои, что он решил покончить с собой?
Он подбегает к двери и стучит.
- Канда? Канда, с тобой всё в порядке?
Молчание.
Аллен налегает на дверь, дёргает её изо всех сил.
- Канда, ответь? Тебе плохо!?
Из-за двери доносится раздражённое:
- Мояши, твою мать, хватит ломиться ко мне в душ!
Аллен с облегчением выдыхает. Канда, всё тот же прежний хам Канда. А он уж начал беспокоиться, потому что всю дорогу от замка японец молчал, лишь кутался в плащ Кроули и беспокойно озирался по сторонам, словно ждал, что из-за ближайшего куста выскочит Ной.
И этот взгляд – Уолкера потрясло то, что он увидел тогда в той комнате. Но, похоже, Канда уже немного оправился.
А вот и он сам, выходит наконец-то, одет в чистое, мокрые волосы стянуты на затылке, выражение лица отстранённое.
- Канда, ты есть будешь? – предлагает Аллен. – Я сейчас вниз спущусь, принесу что-нибудь из…
- Нет, - отрезает мечник.
- Эээ… Но ты должен поесть, мы давно уже пришли. Тебя ведь там не очень кормили, наверное…
- Мояши, - в голосе Канды слышится плохо скрываемая ярость, - отвали. Или ты такой тупой, что не въезжаешь с первого раза? Я не хочу есть, понял?
Уолкер молча проглатывает обиду. Успокойся, Аллен, Канда был в плену, ему плохо, надо войти в его положение, нельзя на него обижаться.
- Мне запретили пользоваться Ковчегом пока, - говорит он только для того, чтобы поддержать разговор. – А то мы были бы уже в Ордене. Я рассказал Комуи всё через Тимкампи – он так хочет тебя увидеть снова!.. И все хотят.
Канда бросает на него взгляд, полный такой злости, что Аллен теряется. А мечник ложится на кровать напротив него и поворачивается к юному экзорцисту спиной.
- Вот и поговорили, - бормочет Уолкер.
Ему в голову приходит мысль, что японец немного повредился умом, пока был у Ноев. Самое разумное, что стоит делать сейчас – это выйти и оставить Канду наедине с его психами.
- Ладно, раз ты не хочешь общаться говорить… - он встаёт со своей кровати.
- Только сейчас дошло? – бурчит мечник.
У Аллена непроизвольно сжимаются кулаки. Вот гад, его спасли, а он!..
- Я тоже не очень горел желанием быть с тобой одном номере, - сдерживая бранные слова, которые так и просятся на язык, говорит он. – Но гостиница была забита…
- Иди к Лави или Кроули, они тебя приголубят, - бурчит мечник, не оборачиваясь.
- Скорее бы в Орден тебя сдать, - в сердцах выпаливает Уолкер. – И как можно реже там с тобой!..
- …поеду…
- Что?!
Канда садится на кровати и повторяет тихо и отчётливо, не глядя Аллену в глаза:
- Я не поеду. В Орден.
Час от часу не легче. Японец точно совсем с катушек съехал.
Аллен тяжело вздыхает. За что это ему?
- Я не хочу иметь ничего общего с вашей лавочкой, - продолжает Канда, и теперь его чёрные глаза глядят прямо в выпученные от удивления серебристые глаза Уолкера. – С вашими начальниками, с вашим Ватиканом. Оставьте меня все в покое.
«Надо было оставить его у Ноев», - мелькает на секунду злая мысль у Аллена, но он, устыдившись её, спрашивает:
- Канда, ты что? Зачем ты так? Мы же все… Мы действительно беспокоились о тебе, переживали…
Всё будет хорошо, как только ты окажешься в Ордене, тебя там подлечат…
- Я сказал тебе, Мояши, что никогда ноги моей не будет в этом… Ордене.
Аллен запускает руку с белые волосы, задумчиво чешет затылок. Потом его осеняет.
- Канда, ты успокойся. Я понимаю, тебе там тяжело пришлось, но сейчас ты здесь, с нами. Вот, посмотри, я забыл про него. Он валялся прямо в коридоре того замка, где тебя держали. Странно, что Нои не уничтожили его, правда?
Он достаёт из-под кровати длинный узкий свёрток, разворачивает его и протягивает Канде его Муген. Канда отшатывается, на его лице такие ужас и отвращение, что Уолкер поспешно убирает меч.
- Лезвие в крови, - говорит Аллен растерянно. – Я не успел его протереть…
«Это моя кровь, тупой Стручок».
Канда никогда не расскажет ему, насколько изобретательным на пытки был Тики. И как приятно было, наверное, свихнувшемуся выродку тыкать в тело Канды его же бывшим оружием. Теперь при виде Мугена мечника начинает бить нервная дрожь.
…«Знаешь, почему мы не отобрали у тебя сразу твою драгоценную Невинность? Чтобы ты понял, что даже с ней ты никто против нас»…
Ещё и Стручок не желает успокаиваться.
- Канда, - говорит он проникновенно, - конечно, ты устал, ты пережил много. Я не думаю, что Комуи сразу же с порога пошлёт тебя на миссию. Он даст тебе отдохнуть столько, сколько нужно. Но совсем уходить нельзя! Понимаешь, мир сейчас на краю пропасти, и мы – единственные, кто не даёт ему туда упасть! Ради Бога, Канда…
- Бога? – эхом отзывается мечник. – При чём тут Бог, Мояши? Почему мы должны делать что-то ради него?
Аллен настораживается, уж слишком явный сарказм звучит в голосе Канды.
- Ну, не только ради него, ради всех людей. Для этого Он и дал нам Невинность. Это наша обязанность, наш долг. Если не мы, то кто ещё?
- Ты рад своей Невинности? Рад, что Избранный?
- А…Э… Вообще-то странный вопрос для того, кто сам ходит важный, как индюк, оттого, что у него есть Невинность, а остальных и в грош не ставил. Но раз уж ты спросил – даже не знаю. Это мой крест, моя ноша, искупление моего собственного греха. Ну… Кроме того, она не раз спасала мне жизнь. Наверное, Богу там, наверху, виднее, кому давать её.
- Богу виднее, - бормочет Канда с горечью. – Если он такой умный, такой заботливый, как он мог допустить… - он поджимает губы, - …такое?
Аллен глядит на него с состраданием.
- Канда, - тихо спрашивает он, - что они делали с тобой?
Мечник злобно глядит на него исподлобья.
- Не твоё собачье дело! – рявкает он, а потом добавляет тихо. – Неважно.
Канда сидит на краю своей кровати такой жалкий, такой растерянный, что Аллен осторожно поднимается и, понимая, что каждое движение его может стать последним, садится рядом с Кандой.
- Я не знаю, что случилось с тобой, - говорит он мягко. – Могу только догадываться, как тяжело тебе пришлось. Я ведь тоже несколько раз сталкивался с Ноями, и это было… неприятно. Но мы же не принадлежим себе, Канда. Сейчас, когда идёт война, мы – солдаты. Что бы ни случилось, мы должны встать и идти вперёд. Идти ради тех, кто уже не может подняться. Потому что у них никого не осталось, кроме нас, помнящих о них. Мы не можем расслабиться, Канда, мы не имеем права.
Японец молчит, невидяще глядя перед собой.
- Тебе просто нужно отдохнуть, - продолжает Уолкер. – Вот увидишь, когда ты снова окажешься в стенах Ордена, сразу станет легче. А Комуи, я уверен…
- Мояши… - срывающимся голосом начинает Канда, глядя прямо ему в глаза странным взглядом.
- Да, Канда, - Аллен подаётся вперёд.
- Убрал на хрен руку с моего колена!
Уолкер смотрит на свою руку, словно первый раз в жизни видит её, и подскакивает как ужаленный.
- Ааа, Канда, прости, я непроизвольно! Извини, извини, я… я… Я не хотел, просто…
Канда смотрит на красного, как варёный рак, Аллена, и губы его неожиданно складываются в кривую усмешку.
- Ладно, Мояши, хватит слов. Я поеду завтра с тобой в Орден.
***
Над столом парят свечи; лёгкий полумрак окутывает сидящих лёгким шлейфом благовоний.
Во главе стола – Граф, по обе стороны от него – Нои.
Тысячелетний поднимает бокал с мутноватой красной жидкостью и произносит:
- Дорогие мои, я хочу сегодня выпить за… Малыш Тики, что за хмурый вид?
Лорд Микк сидит с лицом мрачным, тёмным.
- Правда, Тики, чего ты не веселишься? – с одной стороны Тики обнимает Джасдеро, с другой – Дебитто.
- Можно подумать, меня когда-то развлекали ваши семейные посиделки, - огрызается Удовольствие Ноя.
- Ну, так что же тебя так расстроило? Скажи, мой мальчик, в чём дело?
Шерил подаётся вперёд и говорит медовым голосом:
- А не связано ли это с неким мальчиком - экзорцистом, которого вы, Граф, отпустили на свободу?
Тики бросает на него злобный взгляд; в ответ Шерил посылает ему воздушный поцелуй.
«Бедный, бедный мой сексуально неудовлетворённый братик».
- Я хотел бы знать, - говорит Тики срывающимся от злости голосом, - почему ты сначала приказываешь убить экзорциста, а потом так спокойно даёшь его спасти?
Граф, скалясь и ничего не отвечая, пристально смотрит на побледневшего Тики. Среди Ноев начинается шушуканье, Джасдеби откровенно хихикают:
- Тики влюбился в экзорциста!
- Ну, и что? – пытается вступиться за него Роад. – Это его дело. И мне тоже хочется знать, почему вы его отпустили?
***
Ночь. Мояши спит на своей кровати, слегка прихрапывая.
Канда сидит, не отрывая взгляда от Мугена. Странно, на его теле не осталось ни шрама, но оно помнит всё, что делал с ним Тики. И сейчас все его невидимые, давно зажившие раны ноют.
Наконец он решается, протягивает руку к рукояти меча и хватает его. Ладонь словно обжигает. Канда морщится – до него эту катану держал Ной, и сейчас она, кажется, ещё хранит тепло его руки.
Он сжимает рукоять изо всех сил, другой рукой вытирает со лба холодный пот. Он смог. У него получилось.
А теперь нужно сделать ещё кое-что. Очень важное.
Он встаёт; ноги дрожат, но это не помешает сделать то, что задумано.
Канда подходит к спящему Уолкеру, и заносит над ним катану. Некоторое время прикидывает, куда лучше ударить – в горло или в грудь? Нет, если в грудь, то рёбра могут помешать, сместить направление удара. Мало ли на что способна странная Невинность Стручка. Может, он выживет и в этот раз. Лучше ударить в горло. И быстрее, и легче. И надёжнее.
***
- Я жду ответа, - «жирная свинья», хочется добавить Тики. И ещё ему хочется ударить прямо в эти белые острые зубы Графа.
Граф разводит руками.
- Малыш Тики, просто изменились обстоятельства. Мы узнали кое-что, что может существенно переломить ход войны. Признаться, поначалу я был расстроен тем, что ты ослушался моего приказа и стал забавляться с этим… существом. Но потом, когда мне стали известны подробности того, какую воспитательную работу ты провёл с ним, да ещё в свете открывшихся фактов… Он пригодится нам живым.
- Но отпускать его?..
Улыбка Графа превращается в оскал.
- А ты представь, какую опасность для Ордена он сейчас представляет – с мечом, озлобленный и ненавидящий Бога. Возможно, он натворит ещё немало дел, прежде чем превратится в Падшего.
***
Мечник стоит, закрыв лицо руками. Ему страшно смотреть на кровать Аллена.
Но нет, нужно, нужно подойти и выдернуть меч.
Рукоять ещё сильнее жжёт ладони, а может, ему это кажется.
Рывком он вытаскивает катану из импровизированных ножен и отбрасывает её на пол прочь от себя. Опускается на пол и снова прячет лицо в ладони.
Господи, господи, он только что… только что… чуть не убил Стручка. Что-то словно толкнуло его под руку, так, что меч вонзился в подушку совсем рядом с ухом Аллена. И если бы не это что-то…
Почему он хотел это сделать? Чёрт его знает. Может, от злости – потому что Тики сказал ему, что его друзья тоже схвачены, шантажировал этим, а они всё это время были в безопасности в стенах Ордена, только Канда попался, как последний кретин.
Потому что Уолкер сказал, что понимает его чувства, что пережил почти то же самое, но это неправда – он сдох бы на третий или четвёртый день.
Потому что этот Мояши так раздражающе уверен в своей правоте, в правильности того, что он делает. А Канда – нет.
Странная вещь, он никогда не чувствовал себя особо религиозным, и даже не был христианином; в его представлении Бог был чем-то само собой разумеющимся, абстрактным Добром, смотревшим сверху и изредка направляющим события в нужное русло. А Тики высмеял его, Канды, убеждения, доказал, что миром правит Граф, и всё идёт согласно его сценарию. И Орден тоже нужен Графу для каких-то своих целей. А значит, и все экзорцисты, борющиеся с Акума и Ноями, тоже делают угодное Графу дело.
В этом Канда не собирался участвовать.
И всё же… Чёртов Ной, какой же он идиот. Думать, что Канда сражается ради Бога, ради каких-то абстрактных идей.
Он борется ради других.
Ради Линали, которая не смогла сдержать слёз при виде Канды, когда Аллен вывел его из замка.
Ради Лави, который всю дорогу потом таращил на него свой единственный зелёный глаз, и видно , что ему очень не по себе, но всё равно рыжий книжник пытался шутить, как-то развеселить их всех.
Ради Кроули, который, увидев Канду, сам еле сдержал рыдания, сорвал с себя форменный плащ и накинул его на почти голого мечника с таким скорбным видом, что ему тут же захотелось дать по зубам.
Ради Комуи, потому что он не испугался запретов сверху и тайком отправил спасательный отряд на помощь ему, даже зная, что это могло быть ловушкой.
И ради вон него, дурака Мояши, который спит себе, словно не его только что пытались убить, и так безбожно храпит, что впору снова вытащить катану.
Канда поднимается на ноги. Подбирает Муген, ласково проводит пальцами по лезвию. В ответ на его прикосновение сталь загорается мягким голубым светом, и в этом свете видно улыбку на лице мечника.
С ума сойти, что он сделал с ним, Ноев выродок. Заставил усомниться в друзьях, в самом себе, вынудил молить о пощаде жуткого урода – Графа.
«Извини, Аллен. Мир катится в пропасть, но я уже там. Я уже упал. Как я могу сражаться, если смертельно боюсь их, если недавно малодушно просил врага о помиловании? Но раз я ещё не превратился в Падшего… Значит, Бог всё же простил меня!?»
Канда вкладывает катану в ножны, осторожно открывает дверь гостиничного номера и выходит.
***
Его исчезновение обнаружат только утром, и сначала подумают, что это снова дело рук Ноев. А потом Аллен, поколебавшись, расскажет друзьям об их вечернем разговоре.
***
Тики заходит в пустую комнату. Он запретил Акума прибираться здесь.
Долго стоит, погружённый в воспоминания.
Подходит к стене, проводит рукой по каменной кладке. Здесь – кровавый отпечаток.
…Это было на четвёртый день, Канда, прижимая руку к окровавленной груди, другой опирался на стену, пытался подняться. Чтобы встретить врага лицом к лицу.
А здесь… Тики присаживается на корточки, поднимает с пола прядь слипшихся иссиня-чёрных волос. Неделю назад, тогда он вонзил меч в плечо экзорцисту и попутно срезал её.
У Ноя странное ощущение, он как - будто лишился чего-то очень важного, без чего жить теперь тоскливо, плохо.
Если бы можно было снова быть с ним… Мучить его, терзать так, чтобы он кричал, кричал без остановки. Чтобы эти злые чёрные глаза стали мутными от страданий, а тело билось в судорогах…
Тики возбуждённо стискивает руки.
«Мы ещё встретимся с тобой, мой юный самурай. Я обещаю».